«Насменки» нет. Насменовцы остались

К юбилею мы готовились всерьез. Год назад поправили надгробие могилы Михаила Пилипенко. К столетию редактора-поэта собрались на писательской горке. После этого инициативная группа и первичка ветеранов «НС!» под крышей Домжура устраивали мозговые штурмы: как отметим дату. Помогли «Белинке» организовать выставку. Поучаствовали в Чупинских чтениях.

А дальше... в наши планы вторгся вирус.

Пандемия не отменила задумки, но их массовую, оффлайновую часть, скажем так, поставила на паузу. Зато ускорила процесс в онлайне. Бывшие насменовцы шлют тексты к юбилейной книжке, набралось на двести с лишним страниц. Рабочая группа решила не ждать бумажной версии. Будем издавать в интернете.

Карантин еще длится. Пауза кончилась. Собрались в июне: меньше десяти, все в масках и в предвкушении праздника. Вековые посиделки решили перенести на конец октября. Во-первых, ковидла отступит. Во-вторых, 29 октября – день рождения комсомола. ВЛКСМа нет, но «Комсомольская правда» осталась и нынче отпраздновала 95. «Насменки» нет – насменовцы остались. Есть кому вспомнить молодежную газету, отметить столетнюю дату.

Так что сегодня, в день рождения, будет что-то вроде праздника в пути. Для понимания, примера прочтите, что прислал для виртуальной насменовской книжки один из лучших стилистов газеты. Таких материалов мы ждем.

Сергей Плотников, ветеран «На смену!»

 

Сергей РЫКОВ    

СВЯТАЯ НАУКА РАССЛЫШАТЬ ДРУГ ДРУГА…

Для воспоминаний необходимы две вещи – честность и время. С первым у меня никогда не было проблем, а вот времени катастрофически не хватает.

Близкие говорят, что в свои 65 лет, катапультировавшись из кресла не ахти какой величины, но начальника, освободившись от пут планерок и пустых совещаний, я живу с превышением разумной для моего возраста скорости, регулярно публикуясь (нередко целыми полосами и журнальными разворотами) в пяти-шести  солидных изданиях сразу. (Ну как, скажите, обойтись в мемуарах без ложечки меда в собственный чай? Уж извините, дорогие мои). 

А ведь еще и книжки хочется после себя оставить. Меня не будет, а книги вот они, на семейной полке. Значит, я все еще есть. Книга к 100-летию «На смену!» – веское тому подтверждение.  

Третий тайм

В моей трудовой книжке всего четыре записи: «На смену!», «Пионерская правда», «Комсомольская правда», «Трибуна». Немного по нынешним временам. О чем это говорит? О том, что всегда старался жить главным – творчеством, не размениваясь на поиски более теплых и хлебных мест. Мне до сих пор больше нравится писать самому, чем «учить» этому других в редакторском кресле.

«На смену!», как первая ступень ракеты, дала старт, придала ускорение и вывела на орбиту большой журналистики (если вообще уместно разделять журналистику на большую и остальную).

Я пришел в «Насменку» студентом-первокурсником. Пришел со своей темой. Наш преподаватель Рафаэль Герасимович Бухарцев, мило грассируя, называл эту тему морально-этической. Я выбрал в этой теме свой шесток – дети без детства. Назовем его так. Согласитесь, не очень обычно для юноши с рабочей окраины продымлено-промышленного Челябинска. Мальчишку и двор формирует. Вот и меня сформировал. (Здесь я ставлю подмигивающий смайлик).       

«На смену!» моей студенческой юности была лучшей молодежной газетой страны, побеждая во всех базовых номинациях всесоюзных конкурсов молодежной прессы. Конкурентов у «На смену!» было двое – «Московский комсомолец» и ленинградская «Смена». Но уральцы тверже стояли на этой грешной земле, а не витали в облаках.

Этот титул в пору учёбы знали все студенты журфака УрГУ

Мне повезло. В 18 лет я стал автором газеты, переживавшей свой ренессанс.

Творческому человеку очень важно жить по законам внутренней свободы, которую поддерживает среда его обитания, не претендуя при этом на твою личную свободу. А если и претендуя, то очень деликатно. В «На смену!» дышалось свободнее, чем в любых других свердловских изданиях.

В моих первых репортажах (я до сих пор храню газетные вырезки) были, например, такие строки: «…пятипалый звездный листопад». Или: «…солнце путешествует в веснушках прохожих». А вот еще: «Цветы распустились в ее руках. Вот какие это руки». (О руках мамы).

Редактор отдела – заместитель ответственного секретаря – ответственный секретарь – ведущий номера – наконец, главный редактор, засылавшие тексты на полосу (люди наверняка с разными литературными вкусами и взглядами на газетные тексты), возможно, сомневаясь и споря, но бережно сохранили эти романтические метафоры юного автора.  

Я понял: «На смену!» – это мое.    

На практике после второго курса я написал цикл очерков из детского приемника-распределителя на Сортировке, куда со всей страны свозили маленьких бомжей, беглецов, снятых с поездов, прикорнувших на скамейках вокзалов, «выкуренных» милицией из подвалов жилых домов… Из номера в номер – четыре подвала, ярко оформленных художником Роальдом Каптиковым (многие годы спустя эти очерки легли в основу моей  книги – «Беглецы», которая вышла в издательстве «Просвещение». А в 2018-м году вместе с другими очерками стали главой книги «Дети в зоне риска»).    

В «На смену!» была своя молодежная аура. Причем ауру эту создавали люди далеко не комсомольского возраста, которых в газете для молодежи и о молодежи было подавляющее большинство. Было видно, что на работу они шли с удовольствием и без большого удовольствия с нее уходили.

Сергей Рыков  (слева) в аэропорту Кольцово вместе с ветераном-насменовцем редактором отдела спорта Николаем Федоровичем Шевченко в ожидании чемпиона мира по шахматам Анатолия Карпова

Чуть позже, когда я уже работал в штате газеты, а не появлялся в ней набегами после лекций в университете, я убедился, что между «личной жизнью» насменовцев и службой практически не было грани. Одно плавно перетекало в другое. Это была одна кровеносная система. Два предсердия одного сердца.

«Мы в турне по Гваделупе получили по… пенальти», – висел «хулиганский» лозунг в одном из кабинетов.  «В мире нет зрелища ужасней пустой бутылки! Разве что зрелище пустого стакана!», – провоцировал входящего лозунг в другом отделе. Над головой главного редактора не висел портрет генсека Брежнева. Заместитель ответственного секретаря и ведущий полосу юмора Валера Анищенко, когда был в веселом состоянии, пародировал Сталина. Все падали со стульев от смеха…

­Коллектив периода Ренессанса «На смену!» (при всех неизбежных мелких интригах) был заточен на главное – на конечный результат. Была задана высокая планка, ниже которой было недопустимо опускаться.

У каждого отдела был свой профессиональный почерк, а у газеты в целом – своя школа письма и подачи материала.

Газета была продуманно структурирована. Политика рубрик и полос давала возможность развернуться любому отделу, любому сотруднику. Не знаю, кто это все придумал, но при Геннадии Варлаамовиче Чукрееве (за глаза главного редактора называли Чук, впрочем, беззлобно) было именно так. Содержательный «пакет» газеты и определял те самые рамки личной творческой свободы журналиста.

Геннадий Чукреев (на фото в центре) до последних дней жизни возглавлял Совет ветеранов Свердловского творческого союза журналистов

Работать было комфортно. У каждого отдела, помимо обязательных рубрик, были одна, а то и две тематических полосы. «Лира» – отдела культуры. «Олимпиец» – отдела спорта. «Рябинушка» – страница для девчат. Полоса юмора «Клуб 1 апреля». Знаменитая страница «Студенческая стройка», ставшая настоящей кузницей кадров для собкоровского корпуса центральных изданий…

Виктор Расторгуев из практиканта «Студенческой стройки» вырос до редактора «насменки», а после – до ответсека «Комсомольской правды»

Рубрика «Города в лицах» – с безграничным творческим потенциалом. Очерки под этой рубрикой печатались в подвале, на развороте газеты. «Репортерские маршруты», «Журналист меняет профессию», «Очень личное», «Педсовет», «Ты становишься взрослым», «Трудный возраст», «Судьба моя – село»… Классика журналистики! Темы, рубрики, акции «Насменки» беззастенчиво передирали все те же «Московский комсомолец», «Смена», «Комсомольская правда». (Знал и без них, но когда, много позже, я работал в «Комсомолке», мне признавались в этом московские МГУшные коллеги).

Уникальность «На смену!» была и в том, что под крыло газеты слетались птенцы из одного гнезда – с журфака УрГУ. Это было и хорошо, и не очень. Почему хорошо, понятно – одна уральская школа журналистики, похожая ментальность, все – продукты своей социальной среды, очень похожей…

Что создавало некий психологический неуют?  Все то же – пять (плюс – минус) лет совместно (или

Владимир Санатин был отличным журналистом и заядлым рыбаком

параллельно) прожитой в студенчестве жизни. Ведь общими были не только «идеологические ценности», учебники, преподаватели, социальная среда… Но и студенческий (не всегда образцово опрятный) быт в общаге; летучие романы, которых не скроешь, от которых «не отмоешься»; мужское соперничество на футбольных полях во время первенств факультета – курс на курс, кость в кость, нередко с незаживающей обидой на то, что тебя послали «по индивидуально сексуальной тропе», не смирившись с поражением… Борьба честолюбий, молодых амбиций, ревность к чужим успехам…

С таким багажом – под общую крышу, в дом, который должен стать для всех родным. 

С Наташей Гордиенко мы учились в одной группе. С Сашей Пановым, Марьям Сергеевой (Суслоновой) и с Серегой Анисимовым – на одном курсе. Володя Санатин учился не только двумя курсами старше и жил (как и я) в общежитии на Большакова, 79, но и был моим соседом по коммунальной квартире. (Мы жили дружно, но совместный быт неизбежно вносил известные нюансы в рабочие отношения. Да и мужскую солидарность никто не отменял. Здесь я тоже ставлю смайлик – то лукавый, то грустный, то и вовсе со слезой… А то и в таинственных темных очках…).

Курсом старше учились Витя Макаров, Вика Возчиков, Рафа Исхаков… Двумя – Сергей Кожеуров, казавшийся каменно непроницаемым.

Бывший замредактора «НС!» Рафаиль Исхаков (справа) и Владимир Олешко сейчас преподают на факультете журналистики УрФУ. И чтят память редактора «На смену!», автора текста песни «Уральская рябинушка» Михаила Пилипенко. В августе 2019 ему исполнилось бы сто лет. Свердловские поэты, музейщики, представители молодежных объединений и насменовцы разных поколений собрались на Ивановском кладбище. Это стало одним из этапов подготовки к столетию газеты

Володя Олешко, Люся Романихина, Саша Мосунов, Сережа Плотников, Андрей Дуняшин, Олег Балезин, Витя Вахрушев, Женя Перетягина, Толя Горлов… (наверняка кого-то забыл, за что тоже прошу простить) учились несколькими ступенями ниже, но все равно попадали в круг общения еще до своего появления в «На смену!». Факультет-то камерный! Кто-то в большей степени, а кто-то в меньшей, но все, пусть по касательной, соприкоснулись сердцами. Все оставили след в судьбах друг друга.

Снова вместе. На рубеже 80-х годов прошлого века Анатолий Горлов (в центре) и Сергей Плотников (справа) заново открыли для себя, а потом и для тогдашнего поколения насменовцев место последнего приюта редактора-поэта Пилипенко. Слева – еще один их однокурсник Андрей Дуняшин. Август 2019 

Катей Шакшиной, учившейся четырьмя курсами старше, я восхищался еще салажонком первокурсником. Зачитывался ее театральными и кино-рецензиями. До сих пор считаю Катюшу одним из самых талантливых критиков в отечественной журналистике. Катя (кто не знает) еще в студенчестве была лауреатом самого престижного в Союзе театрального журнала «Театр», но никогда этим не бравировала. Всегда деликатная, тонко чувствующая не только слово, но и коллег, своей интеллигентностью Катюшка подавала пример великодушия, терпимости, но и принципиальности. (Так не хочется тащить в светлое прошлое модное словечко «толерантность»).

Екатерина Шакшина (вторая справа) на своей свадьбе с Викой Возчиковым – еще одним насменовцем

В 70-х на всю страну гремела сборная журналистов Свердловска по футболу – бессменный чемпион спартакиад Урала. В эту сборную входили и трое насменовцев – Валера Демин, Сережа Анисимов и автор этих строк. И в каждом московском театре, в каждой цирковой труппе была своя футбольная команда, состоявшая из молодых и не очень молодых артистов.

Стоило приехать Малому театру, театру Моссовета, Маяковского, Вахтангова, Гоголя, Сатиры, Ленкома, театру имени Ермоловой… на гастроли в Свердловск, мы тут же «бросали перчатку» их футбольной команде. Переговоры, как правило, вела Катя Шакшина – огромный авторитет в театральных кругах. И всегда договаривалась.

Играли по понедельникам, когда у театров – выходной. Футбол был красиво обставлен. Играли на Центральном стадионе. Со зрителями, с горячим чаем в раздевалках, с банькой после игры… Все по-взрослому – судьи (в поле и на линиях), форма, футбольный марш Блантера во время выхода команд из-под трибуны, рукопожатия капитанов… 

За журналистскую сборную играл и нынешний председатель регионального творческого союза Александр Левин. Напряженный момент матча с командой театра-гастролера

Наша сборная выносила всех. На футбольном поле мы были крайне негостеприимны – ни одного поражения и даже ничьей за все эти годы. Зато по-уральски щедры и гостеприимны мы были в «третьем тайме». («Третьим таймом» мы называли дружеские застолья в ресторанах после футбольных баталий).

На «третий тайм», пусть под нажимом, но выделялись профсоюзные деньги. Нередко «третьего тайма» для общения не хватало. «Четвертый тайм» доигрывали в гостиницах, где остановились артисты, или… у Кати Шакшиной дома. Она жила очень удобно – в двух минутах ходьбы от редакции, в сановитом обкомовском доме. 

Помню еще очень молодого Олега Штефанко из Малого театра. Он забил нам единственный гол за Малый (мы выиграли – 2:1), а потому веселился с нами до утра. Я играл ему на стареньком Катькином пианино, и мы дуэтом пели песню Александры Пахмутовой из репертуара ее тезки Александра Градского:

«Первый тайм мы уже отыграли   

И одно лишь сумели понять,

Чтоб тебя на земле не теряли

Постарайся себя не терять».

(В начале лихих 90-х Олег Штефанко с 50-ю долларами в кармане уехал в Штаты. Работал официантом, продавцом мебели, таксистом, кикбоксером, пока ему не переломали ноги… Но сколотил свой бизнес. Купил квартиру. Перевез за океан жену и дочь. Родил сына и… Развелся. Вернулся в Москву. Сериал «Лесник» по НТВ видели? Штефанко там в главной роли лесника Леонида Зубова). 

К слову. Еще штрих. Активным автором отдела культуры, который возглавляла в «На смену!» Катя Шакшина, была известный кинокритик Эмма Абайдуллина – вдова режиссера Эльдара Рязанова. Рязанов был третьим мужем Эммы. Вторым мужем Абайдуллиной был композитор Павел Аедоницкий, написавший такие хиты, как «На седьмом этаже», «Васильки», «Я вас люблю, столица», «Серебряные свадьбы»…

Дети Эммы от первого брака – Олег и Игорь Бердюгины – занимались в нашей журналистской «полуподпольной» секции каратэ (запрещенного у нас в 70-х годах восточного вида единоборств).

Вот такие, понимаешь, загогулины, как говаривал живший неподалеку от дома Кати Шакшиной Борис Ельцин – тогдашний первый секретарь обкома КПСС. 

В воспоминаниях одно цепляется за другое, как в вязании крючком. В июне 1977 года первым секретарем Свердловского обкома комсомола стал Виктор Илюшин. Первое, что он сделал в новом качестве, посетил редакцию областной молодежной газеты «На смену!». Я (это было мое комсомольское поручение, впрочем, очень приятное) был редактором насменовской стенгазеты, которую мы остроумно назвали… «На сТену!». Виктор Илюшин в сопровождении обкомовской свиты и главного редактора «На смену!» Ивана Малахеева, обходя редакцию, остановился возле стенгазеты. Руки, как и положено чиновнику его ранга, скрещены за спиной. Взгляд умный-умный. Свита не сводит с начальника глаз. Что сейчас изречет Первый? Какие золотые звуки надо успеть уловить услужливым ухом? Илюшин прошелся вдоль стенгазеты. Вернулся к ее началу. Рука по-ленински пошла вперед, указывая на заголовок.

– А в названии-то ошибка! – изрек первый секретарь обкома ВЛКСМ. И победоносно посмотрел вокруг.

И мне, и всем нам все стало ясно…

Наша, России, слабость и в том, что начальники у нас воспринимают себя серьезнее, чем они есть на самом деле. Не исключено, что это черта начальников всех стран, но у нас она  гипертрофирована. Очень зло (но ведь как точно!) по этому поводу пошутила Фаина Раневская: «Под каждым павлиньим хвостом скрывается обыкновенная куриная жопа».

…Вскоре Илюшин стал первым помощником Ельцина до последних часов жизни президента России. Что из этого получилось, вы знаете.      

    

От великого до смешного – один шах

 

Проверено жизненным опытом – плохого начальника раздражает в подчиненном то, чего он сам (начальник) не умеет. В таком начальнике закипает номенклатурная спесь, и хорошо, если у него хватает мудрости не показывать этого подчиненным.

Был период, когда в «На смену!» едва ли не вся мужская половина редакции увлекалась шахматами. Играли каждую свободную минуту, во время обеда, вместо обеда... А уж после работы!

Одним из инструментов борьбы администрации с шахматной лихорадкой и (чего уж там!)  возлияниями в рабочее время было социалистическое соревнование. Подсчитывались строки за месяц (свои и авторские), количество отмеченных материалов, жанровое разнообразие, количество командировок… На эту темы спорили до хрипоты на планерках и собраниях, а талантливый очеркист, редактор отдела сельской молодежи Боря Ефремов отреагировал на все это просто, на ходу сочинив четверостишие, которое тут же «ушло в народ» и цитировалось при каждом удобном случае. Извините, я приведу его дословно. Иначе пропадет весь шарм.

Здесь к баллу плюсуется балл,

Здесь слово о месте, как мести.

А я эти баллы – еб@л

С законоиздателем вместе.

Администрацию можно понять. Шахматы воспитывают склонность к самостоятельному мышлению, а потому не следует их поощрять, говорил прусский король Фридрих Великий. А еще шахматы учат быть объективным, что нередко противоречит «политике» начальника в отношении к «неудобному» подчиненному.

А если серьезно… Материал написан. Брошен на машинку. Его напечатают через полчаса-час-полтора… Что делать в паузе? Писать новый текст? А как же эмоциональная усталость? А где новая волна вдохновения? А если уже все на сегодня написал? У журналиста ненормированный рабочий день. Мне, например, до сих пор и ночью приходят целые куски текста, которые ускользали из-под пера днем. Встаю и записываю. Творчество – это сладкая каторга.

Итак. Текст написан и сдан в машбюро. У коллеги тоже вынужденная пауза. Почему бы не разгрузить мозг от метафор и не сыграть партию-другую? Это ведь только начальники думают, что они на работе горят, а подчиненные – загорают. Понятно, что шахматы в рабочее время создавали главному редактору известный личный дискомфорт и ломали его совковые представления о рабочей дисциплине в коллективе, но ведь и редакция – не казарма.

Иные шахматные партии превращались в настоящий спектакль двух актеров. Говорят, шахматы – это спорт, искусство и наука «в одном флаконе». Шахматы в «На смену!» – все выше перечисленное, плюс артистизм, юмор, импровизация играющих. В профессиональных шахматах правилами исключены разговоры соперников за доской – насменовские  шахматы их поощряли. «Гроссмейстеры» «На смену!» соревновались не только в силе шахматного интеллекта, знании дебютов, игре в миттельшпиле и эндшпиле, но и в остроумии. Второе ценилось едва ли не выше первого.

На спортивный результат нередко влиял «человеческий фактор». При приблизительном равенстве шахматной силы соперников, в обоюдоострой позиции, когда малейший неточный ход может привести к краху одной из сторон, играющий (допустим) белыми Валера Анищенко мог в полголоса запеть арию Роберто из оперы Чайковского "Иоланта": «Никто не сравнится с Матильдой моей…».

Под Матильдой подразумевался мат, который, на взгляд Валеры, вот-вот грозил сопернику, хотя при правильной игре очевидной угрозы мата на доске не было, точными ходами ловушки можно было избежать. Но соперник начинал искать черную кошку в темной комнате, когда ее там не было и… Делал ошибочный ход. «Матильда» не заставляла себя долго ждать…

Поэт Володя Назин, обдумывая ход, начинал нервно причмокивать. Уже немолодой в то время, наломавшийся на шахтах Донбасса человек, поэт и журналист непростой судьбы, Володя был, что называется, приходящей натурой. В штате «На смену!» он не работал, был нештатным автором газеты, членом партийной организации «На смену!», вел, если не изменяет память, поэтическую страничку. Его приходам мы всегда были рады. Это сулило насыщенный шахматный (точнее так: насыщенный портвейно-шахматный, с поэтическими паузами) вечер. Володя забегал «на огонек» всегда, когда получал какой-нибудь случайный гонорар. То есть частенько.

Сильный шахматист-любитель, Володя нервничал, обдумывая ход в непростой позиции, причмокивал и, зависнув рукой над фигурой, не решаясь ее коснуться (в шахматах есть правило – взялся за фигуру или пешку – ей и ходи), быстро-быстро потирал пальцами, так  солят пищу.

– Пересолишь ферзя (ладью, слона, коня…), Володя, – поторапливали его.

А Анищенко еще и наклонял голову вплотную к руке Назина, нацеленную на (допустим) слона, и ерничал:

– Кассандра была?

Мы же еще и словами жонглировали, как на машине времени, пересекая века (все-таки журналисты, филологи). В интерпретации Анищенко дочь полумифического царя Трои Приама и его супруги Гекубы Прекрасная Кассандра служила всего лишь синонимом глагола «касаться». 

Поэт лишь причмокивал в ответ, продолжая «солить» пальцами. Решившись, наконец,  Назин брал фигуру и, поставив ее в нужное поле, начинал ввинчивать ферзя (ладью, слона, коня…) в доску, как бы убеждая себя, соперника и всех вокруг в нерушимой надежности хода.    

В октябре 2019 года поэту Владимиру Назину исполнилось бы 85 лет (родился 07.10 1934). А в сентябре 2019 года – четверть века, как его нет с нами (умер 29.09.1994). Одинокий, не обласканный в быту, Володя умер нелепо, отравившись пирожками, купленными то ли в пригородной электричке, то ли у лотошницы на вокзале. Он не дожил до своего 60-летия две недели. 

Боря Ефремов посвятил другу трогательные строки.

А как живут российские поэты? –
Несут свой крест за общие грехи.
Володя Назин продавал газеты,
В которых не печатали стихи.
Да он и сам простился со стихами,
Сновал по электричкам день-деньской,
Пока не отравился пирожками,
На дальнем полустанке в час ночной.

Владимир Иванович Назин старше меня на 20 лет. И пересекались мы только за шахматной доской, на собраниях да в редакционных застольях. Я не поэт. Назин не газетчик, хотя и работал какое-то время в шахтерской многотиражке под Донецком. Но мы оба, не договариваясь, понимали, что по самой глубинной сути метафора всегда точнее факта (хотя, конечно, сам факт не подменяет).

Как-то мы играли с Назиным турнирную, а не товарищескую партию (пару раз в мою бытность проводились «официальные» шахматные турниры, снисходительно-поощрительно разрешенные редакторатом. У меня до сих пор хранится орехоколка в виде головы дракона с алчной пастью  – приз за первое место).  

На журнальный столик, за которым мы играли с Назиным, из окна падал луч солнца. Была весна. Володя редко снимал кепку, больше похожую на берет, совершенно напрасно стесняясь своей уютной лысины, но намного опережая нынешнее время, когда головной убор считается монолитной частью гламурного гардероба, что у мужчин, что у женщин.

Итак, солнце с улыбкой подсматривало в окно кабинета за нашей партией в шахматы. Мы сидели в глубоких разбитых креслах, полубоком друг к другу. Назин, сладко причмокивая, обдумывал свой ход. Позиция черных была не из приятных, требовала точного расчета. Я, засидевшись, переместился в кресле и внезапно увидел вокруг головы поэта корону из света. Табу на разговоры во время партии не было. Пораженный нимбом, я продекламировал – торжественно, но вполголоса: 

Я подсолнух на воле с позабытых времен.

Людям солнцем напомню, сам которым зажжен…

Стали символом лета, достояньем молвы

Эти сполохи света вокруг головы.

Незатейливое четверостишие произвело эффект разорвавшейся бомбы. Володя откинулся в кресле, забыв про шахматы.

– Старик, ты знаешь мои стихи?!

– Знаю «Подсолнух» из сборника «Голоса уральских поэтов».   

– Потрясающе! Не ожидал… Спасибо! А дальше – помнишь?

Я помнил. Прочел стихотворение до конца. Свечение вокруг головы поэта стало еще ярче. Назину было уже не до шахмат. Он радовался открытию во мне чего-то важного для себя. Сделал первый «попавшийся под руку» ход. Не самый удачный. Сдался без сожаления и даже с улыбкой, хоть и грустной. Пожал мне руку, как это принято у настоящих шахматных маэстро. Приобнял, расчувствовашись.    

И я что-то важное для себя понял в коллеге, годившемся мне в отцы.

В шахматы играли не только мужики. Со временем мужскую компанию стали разбавлять и женщины, соблазненные не столько спортивным, сколько около шахматным азартом и антуражем. Редактор отдела учащейся молодежи Альфия Ташбулатова, например, пыталась на равных конкурировать с мужчинами и, надо сказать, ей нередко удавалось побеждать шахматистов «На смену!», скажем так, из нижней части турнирной таблицы.

– Хочешь быть идеальной женщиной, чаще играй в шахматы. – Предложил как-то я Альфие.

– Это почему? – насторожилась Аля.

– Шахматистки могут часами молчать, внимательно следят за фигурой и… знают много красивых позиций.   

Аля умела ценить юмор.

Альфия Ташбулатова (в центре) с коллегами на одном из «буранных полустанков»

Время от времени робкие попытки примкнуть к шахматному движению «На смену!» предпринимали Люся Романихина и Наташа Гордиенко. Пара-тройка студенток-практиканток журфака УрГУ пыталась (и не без успеха!) хотя бы за шахматной доской привлечь к себе внимание «золотых перьев» «На смену!». Прав Стефан Цвейг: «Шахматы, как и любовь, требуют партнера».

В России, известно, поэт больше, чем поэт. В «На смену!» шахматы были больше, чем игра. Во всяком случае, точно не только гимнастикой для ума.    

«От великого до смешного – один шах», – говаривал Аркадий Арканов.

Новое поколение журналистов возродило традицию любимой редакционной игры. Летом 2019 года в Домжуре прошел любительский шахматный журналистский турнир, организованный Свердловским творческим союзом и Федерацией шахмат Свердловской области и приуроченный к Международному дню шахмат

Косвенно с шахматами у меня связана еще одна поучительная история. В газете, среди прочих обязанностей редактора отдела информации, а затем редактора комсомольской жизни и молодежных проблем, я вел страницу «Клуб интернациональной дружбы «На смену!». КИД. В рубрике «Письма друзей» я публиковал адреса для переписки со студентами и школьниками из разных стран мира, вплоть до Черного континента и Латинской Америки. 

Адресами делились читатели (тогда было модно иметь зарубежного друга по переписке, особенно в братских странах социалистического содружества), но часть адресов я брал из журнала (если не изменяет память) «International Student Herald» («Международный студенческий вестник»), придуманный в ЦК комсомола, в частности, и для переписки студентов на всех языках мира. Редакция получала этот журнал чуть ли не по подписке.        

Письма читателей мы сдавали в архив Валентине Федоровне Герасимовой, которая занимала уютный уголок в нашем отделе информации. Как-то, вернувшись с утренней планерки, я увидел двух пригожих ребят в штатском, сосредоточенно перебиравших архив. Рядом, чуть испуганная, стояла учетчица писем.

Незнакомцы, как в плохих фильмах про шпионов, одетые абсолютно одинаково, с незапоминающимися, «без биографии» лицами трудились в архиве часа три, как я предполагаю, наблюдая и за моим поведением.

Корреспондент отдела информации Люся Романихина сидела напротив меня. Мы  обменивались многозначительными, не без иронии, но и не без тревоги взглядами. В кабинете стояла небывалая доселе  гробовая тишина. Чтобы разрядить напряжение, я с вызовом посмотрел в сторону дядей в штатском и процитировал Корнея Чуковского:          

Ох, нелегкая это работа –

Из болота тащить бегемота!

Люся прыснула от смеха. Валентина Федоровна устало улыбнулась. Минут через десять гости исчезли, как и появились, – внезапно. Без приглашения. 

Дня через три, в конце рабочего дня, мне позвонил Валера Анищенко.

– Старик, загляни в секретариат.

– С удовольствием! – ответил я, уверенный, что Валера хочет сгонять партийку-другую в шахматы.

Отдел информации был на отшибе, что было удобно. Мы занимали большой кабинет на первом этаже купеческого особняка на углу проспекта Ленина и улицы 8 Марта, по соседству с журналом «Уральский следопыт». Остальная редакция «На смену!» располагалась на втором этаже. Прыгая через ступеньки в секретариат, я прикидывал, каким будет первый ход, если белыми будет играть «гроссмейстер» Анищенко, и как отвечу я черными. А если белые фигуры достанутся мне, то у меня заготовлен сюрприз…     

Но Анищенко уже играл с каким-то незнакомым мне мужиком. Тот сидел, обхватив голову руками. Задумался?! Я, разочарованный, бросил взгляд на доску. Соперники, разыгрывая дебют, успели сделать по три стандартных хода. Еще с десяток ходов можно делать «по теории», не задумываясь. Что-то тут не то…

И Анищенко непривычно скован. Он хотел спросить меня как бы невзначай, в проброс, но получилось натянуто, почти официально:

– Сергей, ты откуда берешь для КИДА адреса для переписки?

Вот тебе раз! Сто лет зам. ответсека Валерий Анищенко рисует макеты моих полос, и вдруг заинтересовался рубрикой «Адреса друзей».

– Часть присылают читатели, изредка – из журнала «International Student Herald», – ответил я. И уточнил. – «Международный студенческий вестник». Показать?

Валерий взглянул на партнера, игравшего черными. Разумеется, тот промолчал. И тут же исчезла его напряженная сутулость, незнакомец выпрямился, словно освободившись от мешка с песком. Даже (или показалось?) лукаво улыбнулся одними глазами. Весь вид его говорил: «Блин! Как же мы раньше не догадались! Ведь и наша контора выписывает этот журнал…».  

– Спасибо, старик! Не надо показывать журнал! – ответил за гостя Анищенко. Ему тоже стало легче. 

Не знаю, продолжили они партию в шахматы или нет. Я ушел. Было не до шахмат. Я снова что-то важное открыл для себя.

Спустя время за рюмочкой чая Валера подтвердил мне то, о чем я догадывался…

PS.

Знаю, что некоторых моих коллег, чьи имена я вспомнил в этом очерке, нет с нами. Я намеренно не стал уточнять в скобках, кого именно. Для меня они живы. С возрастом собственное прошлое любишь все больше. А значит, все больше любишь тех, кто был с этим прошлым связан.

Спасибо им, что были в моей жизни.

«Святая наука расслышать друг друга сквозь ветер, на все времена…»

---

Об авторе

РЫКОВ Сергей Николаевич, родился в 1954 году в Челябинске.

Окончил факультет журналистики Уральского государственного университета имени А.М.Горького (УрГУ). Работал в областной молодежной газете «На смену!», собственным корреспондентом, а затем заместителем главного редактора «Пионерской правды». Возглавлял отдел науки и образования «Комсомольской правды». Последние 20 лет был редактором отдела, заместителем главного редактора – ответственным секретарем газеты «Трибуна».

Участник кругосветного перехода под парусами легендарного барка «Крузенштерн» (1995-96 годы).

Очерки и рассказы Сергея Рыкова печатались в журналах «Юность», «Город женщин», «Семья и школа», «Воспитание в школе», «Дитя человеческое», «Путеводная звезда», «Уральский следопыт», «Литературной газете», «Комсомольской правде», «Неделе», «Учительской газете», «Гудке», «Сельской жизни», «Трибуне»… В русскоязычных изданиях стран СНГ, Франции, Израиля, США.

Автор и составитель книг «Беглецы», «Нокаут от блондинки», «Близкие звезды», «Без труб, без барабанов», «Дети в зоне риска». 

Лауреат ряда журналистских премий. Заслуженный работник культуры РФ.

 

Продвижение следует

До финишной октябрьской черты столетнего юбилея «НС!» первичная организация ветеранов газеты вместе с инициативной группой планирует еще несколько мероприятий. Когда и сколько – будет зависеть от снятия антивирусных ограничений. Если у вчерашних насменовцев есть предложения – шлите их Анатолию Горлову (массовые мероприятия), Рафаилю Исхакову (научная и общественная работа) и Любови Тарасовой (сбор материалов для книги и выставки). Присылать материалы для книги можно через группу «На смену!» в Facebook. Группа закрытая. Чтобы вступить в нее, нужно связаться с Л.Тарасовой по телефону +7 922 294 20 72 или написать ей на адрес lumbil@mail.ru.

Если наберется достаточно снимков, то можем организовать фотовыставку. Кстати, большая благодарность бывшему фотокору насменки Анатолию Лаптеву, передавшему для оцифровки фотоплёнки из личного архива.

Никто лучше Анатолия Лаптева не снимал на фото детей. В том числе – насменовских

Оцифровкой номеров «На смену!» занимается областная универсальная научная библиотека им. В.Г.Белинского. Займет эта работа несколько лет.

Кстати, как вишенка на торте: доцент УрФУ и бывший замредактора «насменки» Рафиль Исхаков полтора года, из них последние шесть месяцев ежедневно, изучал и делал выписки о сотрудниках «НС!» в архиве Центра документации общественных организаций Свердловской области. Привел в порядок и передал для публикации на сайте записи о более тысяче насменовцев. Выставляем на сайт.